Он пришёл с лицом убийцы,
С видом злого кровопийцы,
Он сказал, что он мой критик
И доброжелатель мой,
Что ему, мол, штиль мой низкий
Эстетически неблизкий,
Я фуфло, а он — Белинский,
Весь неистовый такой.

Возмущался, что я грязно,
Своевольно, безобразно
Слово гадкое «оргазм»
Безнаказанно пою.
«Ты ж не просто песни лепишь —
В нашу нравственность ты метишь!
За оргазм ты ответишь,
Гадом буду, зуб даю!»

Я пристыжено заохал,
Стал прощения просить.
Сам подумал: «Дело плохо,
Этот может укусить».
Распалился он безмерно,
Оскорбить меня хотел.
«Ты вообще, говорит, нудист, наверно!
А ещё очки надел!

Нет, спеть бы про палатки и костёр,
Про то, как нам не страшен дождик хмурый!
Но ты засел, как вредоносный солитёр
Во чреве исстрадавшейся культуры!»

Вреден я, не отпираюсь.
Утопил Му-Му я, каюсь.
Всё скажу, во всём сознаюсь,
Только не вели казнить.
Это я бомбил Балканы,
Я замучил Корваллана,
И Александра Мирзаяна
Я планировал убить.

А как выпью политуру,
Так сажусь писать халтуру.
Постамент родной культуры
Я царапаю гвоздём.
Клеветник и очернитель,
Юных девушек растлитель,
И вообще я — врач-вредитель,
Приходите на прием!

Если есть где рай для бардов,
Я туда не попаду.
Если есть где ад для бардов,
То гореть мне в том аду.
А в раю стоят палатки,
Всё халявное кругом:
Чай густой, а уксус сладкий,
И все песни лишь о том, что:

Да здравствуют палатки и костёр,
Наш строй гуманный, развитой туризм,
Ведёт народ к победам ля минор.
Всё остальное — ревизионизм.

И разгневанный радетель
За чужую добродетель
На меня за песни эти
Епитимью наложил.
Ты, говорит, обязан, хоть я тресни,
Написать сто двадцать песен
О туризме и о лесе,
Кровью все взамен чернил.

Думал я: «Достал, постылый!
Чё те надо-то, мужик?
Серафим ты шестикрылый,
Ну вырви грешный мой язык!»
Слушал я, ушами хлопал,
А когда совсем устал,
То сказал я громко: «Жопа!»
Тут он в обморок упал.

Но с тех пор в душе покоя нет,
И от переживания такого
Как-то мне приснился Афанасий Фет,
Бьющий Иван Семёныча Баркова.

Он лупил его кастетом,
Приговаривал при этом:
«Я пришёл к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что воспитанным поэтам
Выражаться не пристало».
А Барков просил прощенья,
Сжёг поэму про Луку.
Вот такое вот знаменье
Мне приснилось, дураку.

Но я песню написал назло врагам,
Как одна возлюбленная пара
У костра, в палатке, под гитару
Получила пламенный оргазм.

(С) Шаов